Профессиональный психолог по Скайп

МИКРОБ

Я посмотрел в микроскоп и увидел на другом конце трубы пушистого микроба похожего на плюшевого медведя. С минуту мы молча смотрели друг на друга, опасаясь инфекции.

- Ты какой? - наконец крикнул я в трубу. - Холерный, - просто ответил микроб. - А ты какой?

- Национальность, что ли? - не понял я.

- Да нет. Вообще.

- Ну, живой, - неуверенно сказал я.

- Я тоже живой, - сказал микроб. - А конкретнее?

- Я задумался, но так и не нашелся, что ответить.

- Вот видишь, - назидательно сказал микроб. - А лезешь мне в душу со своим микроскопом. Ты с собою сначала разберись.

И он был абсолютно прав.

ЧЕРТ

- Вы черт? - спросил я.

- Конечно, черт, - важно согласился он. - Разве не видно?

- Не видно, - сказал я.

- Он показал мне хвост и продемонстрировал копыта и рожки. Рожки подсвечивали изнутри красными лампочками. На каждом копыте стоял штамп ОТК и Знак качества.

Хвост был сделан из мохера.

- Ну? - спросил он.

- Жаль, - сказал я. - Я совсем не так представлял себе черта.

- А как? - опешил черт.

- А вот так, - сказал я и вывернулся наизнанку, как варежка. Мне стало темно внутри себя и немного стыдно. Не знаю, что он там увидел. Я бы сам хотел на это посмотреть. Когда я вывернулся обратно черт был уже далеко. Он скакал на своих копытах, поджав хвост и обхватив голову руками. Крик его был невыносим.

ТОЛПА

Во мне много всяких людей, временами - целая толпа. Один женат, у второго вчера вечером болела голова, третий любит выпить, четвертый его за это презирает, Пятый ходит с детьми в цирк, у шестого неприятности по службе, седьмой чертовски свободен, восьмой ленив, до девятого трудно дозвониться, у десятого есть возлюбленная, одиннадцатый очень беден, двенадцатый боится собак, тринадцатый просто счастлив, к четырнадцатому любят ходить друзья, пятнадцатый одинок, на шестнадцатого можно положиться, на семнадцатого нельзя, восемнадцатый много думает, девятнадцатый тоже, но о другом, двадцатый умирает по воскресеньям, а остальные семьдесят пять представляют меня в различных учреждениях. Никто из нас не играет на скрипке. Но зато мы очень любим разговоры о сложности души, которые помогают нашему коллективу выдерживать конкуренцию цельных натур.

ОЖИДАНИЕ

Если ждать очень долго, непременно чего-нибудь дождешься. Я стоял на балконе и ждал любви. Я решил дождаться её во что бы то ни стало. Сначала я дождался темноты, потом дождя, молнии, грома. Я дождался последних трамваев, пьяной драки, тоски, ярости, нескольких опрометчивых решений, усталости, забвения. Я дождался вдохновения, признания, успеха, популярности, славы, богатства и утренней зари. Потом я дождался первых трамваев, триумфа, красивых женщин, детей, внуков и правнуков. Я дождался покоя, старости и даже смерти.

Любви я так и не дождался.

СЧАСТЬЕ

Я опустил монетку в прорезь и снял трубку с рычага. Вместо ожидаемого гудка из трубки полилась тихая серебряная музыка, а потом женский голос произнёс:

– Всё хорошо, любимый. Всё хорошо…

– Что хорошо? – спросил я грустно.

– Всё хорошо. Я люблю тебя, и теперь ты об этом знаешь. Я буду любить тебя всегда, каким бы ты ни был. Помни, пожалуйста, об этом. Ты непременно будешь счастлив, потому что я тебя люблю. Я не прошу ответа. Ты можешь любить, кого захочешь, или не любить никого. Помни только, что на Земле есть женщина, для которой ты единственный, любимый. И ты всегда можешь мне позвонить… А теперь повесь трубку. Всё будет хорошо.

Я повесил трубку, так и не вспомнив, кому собирался звонить. В кабину вошёл другой человек и через минуту вышел оттуда с растерянным детским лицом.

У всех телефонных будок стояли очереди мужчин. Мужчины стояли терпеливо и прятали глаза друг от друга. Никто не смотрел на проходящих мимо женщин, никто даже не курил, готовясь к этому короткому разговору, записанному где-то на магнитофонную ленту для всех, кому нужна любовь.

ПУТЕШЕСТВИЕ

Молоденькая продавщица в Гостином дворе торговала путешествиями. Самые разнообразные путешествия лежали на полках в виде тугих разноцветных клубков. Бросай клубок перед собою – и путешествуй куда хочешь: в Болгарию, Индию или даже Соединённые Штаты. Не забывай только держаться за кончик нитки, чтобы не сбиться с дороги.

– А что у вас есть ещё? – спросил я.

Продавщица открыла рот, чтобы мне достойно ответить, но я ухватил её за кончик языка и стал быстро распутывать, как клубок. Путешествие было долгим и увлекательным. Куда интереснее поездки в Соединённые Штаты. А с виду – обыкновенная девушка, даже без законченного высшего образования.

БРОШКА

Муж подарил жене к Новому году брошку. Он имел в виду, что она весело встретит праздник. На эту брошку ушли все сбережения.

– К такой брошке нужно хорошее платье, – сказала жена. – И туфли, – подумав, добавила она. – Иначе нет никакого смысла встречать Новый год.

И они отложили встречу на год, чтобы получше подготовиться. За это время удалось купить туфли и платье.

– Теперь можно идти даже в ресторан, – сказала жена.

– А шуба? – спросил муж. – Без шубы нечего и думать о ресторане.

Через пять лет не без некоторого напряжения они купили шубу из норки.

– Неужели ты думаешь, что в такой шубе можно ездить общественным транспортом? – спросила жена.

Это было справедливо. В такой шубе нельзя было ездить даже в такси. Муж встал в очередь на машину и сел за диссертацию. На это ушло ещё десять лет. Зато машина по цвету очень подходила к шубе.

– Тебя тоже неплохо бы одеть, – заметила жена. – Иначе могут подумать, что ты служебный шофёр.

И в течение ряда лет мужа одевали так, чтобы он гармонировал с шубой и машиной. Наконец всё было готово, и они стали собираться на встречу Нового года.

– Знаешь, – задумчиво сказала жена, – такие брошки больше не носят… Спрашивается, чего мы потащимся в ресторан? Там одна молодёжь. А у тебя печень. В конце концов, по телевизору всё покажут.

И тогда подумал о том, что когда-то, на заре своей молодости, он упустил одно удовольствие. А ведь можно было, выйдя из ювелирного магазина, забросить эту брошку с моста в реку. По крайней мере, несколько секунд удалось бы понаблюдать, как она летит, красиво переливаясь на солнце. 

КАТАСТРОФА

Высоко в небе летел самолёт и по какой-то причине раскололся надвое. И пассажиры из него высыпались.

До земли было далеко, и они опускались, как чаинки на дно стакана. Можно было поговорить кое-что вспомнить.

Погода была хорошая, безоблачная. Все материки и океаны лежали как на ладони.

– Посмотрите, – сказал один. – Это Крым. Я там отдыхал в прошлом году.

– В каком санатории? – спросил другой. Спросил просто так, от нечего делать.

– В санатории «Чайка».

– Там плохо кормят, – сказал тот. – На редкость.

– Ну, не скажите! – вмешалась женщина. Она была тяжелее других и опускалась быстрее. Поэтому она торопилась высказаться: – Конечно, если кто привык к острым блюдам, тому плохо. А для язвенников стол в «Чайке» прекрасный. Творог, сметана, кефир…

И она полетела дальше.

– Удивительный народ эти женщины, – проворчал первый. – Не знают, а говорят. В «Чайке» действительно плохо кормят. И язвенники здесь ни при чём. Язвенники в «Прибое» лечатся.

– Красиво, – вздохнул второй, обозревая ландшафт. – Интересно, какая температура воды?

– Градусов двадцать пять, не меньше.

– Нет, должно быть, всё-таки меньше.

– Может быть, – согласился первый.

Больше говорить было не о чем. Они полетели молча и упали где-то под Вологдой.

ФЕХТОВАЛЬЩИКИ

На перекрёстке двое фехтуют секундными стрелками от башенных часов. Они фехтуют тяжело, абсолютно тяжело, и удовольствия явно не получают.

Можно сказать, они фехтуют зря.

Дайте мне секундную стрелку! Я покажу, как изящно сделать выпад, как отвести удар, как жить мгновением.

Но мне дают часовую и предлагают резать ею колбасу. Часовая стрелка увесистая и тупая, а колбасы много. И вот сидишь и нарезаешь эти проклятые розовые кружки, жирные на ощупь.

А те двое уже устали. Они побросали свои стрелки, лёгкие и тонкие, как паутинки, и сидят, смотрят с тоской на меня.

Колбасы им захотелось, что ли?

ВОЛОСОК

На фронтоне Исаакиевского собора, рядом с изображением Господа Бога, висит на волоске человек средних лет. Я каждый день наблюдаю его из окна автобуса, когда еду на работу.

Человек, видимо, принципиально висит на одном волоске. К тому же он гордо улыбается, будто осознаёт, что соседство с творцом для него почётно. От нечего делать он напевает песенки, разглядывает прохожих и делает какие-то заметки в записной книжке.

Человека раскачивает ветер, дождь и снег попеременно беспокоят его, но он всё равно улыбается, и ободряюще подмигивает тем, кто внизу. Кажется, ему хочется показать, что он висит с какой-то специальной целью, известной немногим.

Я замечаю, что с каждым днём волосок всё больше седеет и источается, превращаясь в почти невидимую серебряную струнку, натянутую до предела. Человек улыбается уже совершенно героически, с чувством правильно выполняемого долга. Если хорошо прислушаться, то можно услышать тончайший свист ветра, рассекаемого волоском. Но лучше не прислушиваться, потому что этот звук, подобно скрипу ножа по стеклу, неприятен. 

ГОСПОДЬ БОГ

Вдруг на всех перекрёстках появилась светящаяся неоновая реклама: «Вызывайте Бога по телефону 00-1». И всё. Зачем, почему – об этом ни слова.

Я, конечно, обрадовался такой возможности и подумал, что в сфере обслуживания произошли какие-то сдвиги. Однако никто из моих знакомых не собирался звонить Богу. Одни не верили, что всё будет честно, другим было наплевать, а третьи боялись, что это дорогое удовольствие.

Как я понял, подавляющее большинство людей, если не все, смотрели на эту идею скептически.

Мне не хотелось выделяться, но я всё-таки позвонил. У меня накопилось несколько вопросов, на которые только Бог способен был дать ответ.

– Слава Богу, что вы позвонили, – раздался в трубке старческий голос. – Слава Богу! Как ваша фамилия?

Я назвал фамилию, соображая, какого же Бога благодарит Бог.

– Сейчас я запишу… Вы меня просто выручили. Слава Богу!

– Простите, с кем я говорю? – спросил я.

– С Богом, с Богом, – сказал старик.

– Тогда какого же чёрта?

– Я скажу вам по секрету… – Бог перешёл на шёпот. – Вы просто не представляете, какая у нас сложная система богов. Я рядовой бог. В моём ведении всего одна галактика. А верховный Творец, о котором вы понятия не имеете, он выше, много выше… Но если начистоту, я не уверен, что он самый главный.

– По-моему, вы – атеист, – сказал я.

– Господь с вами! – испугался Бог. – Давайте ваши вопросы.

– Да я уж лучше обращусь выше, – сказал я.

– Дело ваше… Только не вешайте трубку, – сказал Бог торопливо. – Скажите, что там у вас происходит? Я ничего не понимаю.

– Всё нормально, – сказал я. – Не волнуйтесь. Ввели новую форму обслуживания. Теперь по телефону можно поговорить с Вами.

– Это я знаю, – тоскливо произнёс Бог. – Не звонит только никто. Вы первый.

– Нет, я последний, – сказал я. – Это-то меня и волнует…

– И меня, – вздохнул Бог.

– Вам-то что? Вы за это не отвечаете.

– А вы? Вы – отвечаете? – удивился Бог.

Господи, что он понимает! Я повесил трубку, и двухкопеечная монетка выскочила обратно. Это была настоящая радость.

МЕТРО

В тот день в метро отключили электроэнергию и поезда остались в парке. Люди шли на работу по шпалам в абсолютной темноте. На станциях тоже было темно. Мы только слышали, как новые пассажиры спрыгивают с платформы на пути, а прибывшие карабкаются вверх. В туннелях было сыро и гулко.

– Временное явление, – заявил мужской голос. Очевидно, он успокаивал самого себя. – Завтра наладят.

– Всё экономим! – раздражённо сказал женский голос.

– А пятаки берут, – вздохнула какая-то старушка.

– Нужно смотреть шире, – сказал первый голос. – По-государственному.

С минуту все шли молча, пытаясь смотреть По-государственному. Кто-то упал, споткнувшись о шпалу. Его нашли на ощупь и поставили на ноги. Он оказался женщиной.

– На Западе в таких случаях в туннеле дежурят врачи, – сказал молодой голос. Как видно, ему уже приходилось гулять в туннеле по Западу.

– Сервис, – опять вздохнула старушка.

– Это только видимость. А по сути – обман, – упрямо заявил первый голос.

Тут кто-то понял, что идёт не в ту сторону, и был этим очень огорчён. К сожалению, свернуть было нельзя. Люди шли сплошным потоком.

Настроение у всех падало.

– Нам дали новое жизненное впечатление, – сказал я. – А мы недовольны. Так не годится.

Меня нащупали и запихали в боковую дверцу, какие встречаются в туннелях.

Там почему-то горела лампочка, и было светло.

ДЕВОЧКА

Девочка с белым бантом на макушке, похожая на маленький вертолёт, бежала по улице и плакала – маленький плачущий вертолёт, управляемый по радио.

Было видно невооружённым глазом, что вертолёт перегружен обидой, которая не позволяет ему взлететь. Когда девочка поравнялась со мной, я отобрал обиду. Я скомкал её, перевязал шпагатом и засунул поглубже в свой портфель. Там их было много. Одна лишняя обида ничего не решает.

Самое удивительное, что девочка неохотно рассталась с обидой. Она ещё немного поплакала по причине прощания с ней, но потом всё-таки взмахнула бантом и взлетела, обдав меня тугим и горячим воздухом из-под винта.

А я пошёл дальше с её обидой, наблюдая, как девочка покачивается в небе, похожая уже на ромашку с бесшумно вращающимся венчиком.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

На столбе возле моего дома повесили объявление:

«Меняю возлюбленную тридцати трёх лет, блондинку, прекрасный характер, образование высшее, глаза голубые. Требуется равноценная в другом районе земного шара. Плохих не предлагать!»

Мужчины подолгу стояли у объявления, прикидывая в уме различные варианты. Немного настораживало упоминание земного шара. Причём здесь земной шар?

Некоторые отрывали квиточек с телефоном и прятали его в записную книжку. Скоро все квиточки были оборваны, и объявление продолжало висеть без телефонов.

Через год я подошёл к этому объявлению с расплывшимися от дождей буквами и исправил 33 на 34. Во всём должен быть порядок. 

ПОЦЕЛУЙ

Она откинула голову и приоткрыла рот, облизнув язычком губы, отчего они дополнительно заблестели. Я приблизился к этим губам, уверенный в успехе, но вдруг увидел в глянцевой их поверхности своё отражение.

Моё лицо, разделённое на две части, размещалось на верхней и нижней губе, причём в более толстой, нижней, отражался нос, вытянутый и красный. Этому способствовала ещё и помада. Я наклонил голову и добился того, чтобы в нижней губе отразились мои глаза. Они мне тоже не понравились.

– Долго ты будешь себя разглядывать? – выдохнула она, и пар от дыхания затуманил губы и скрыл моё изображение прежде, чем я успел себя пожалеть.

РАЗГОВОР

Я сказал, что люблю её. Она ответила, что любит мороженное. Я сказал, что хочу её. Она ответила, что хочет в кино. Я сказал, что жду её. Она ответила, что ждёт отпуска и второй серии телевизионного фильма, где играет её любимый актёр.

Я сказал, что ненавижу её. Она сказала, что ненавидит разговоры. Я сказал, что погода хорошая. Она согласилась. 

СОБАКА

Маленькая собака, больше похожая на крысу, бежала за мной от трамвайной остановки. Когда я оборачивался, собака прятала глаза, чтобы не смущать меня своей назойливостью. Мне никак не удавалось встретиться с ней взглядом.

Тогда я схитрил. Я достал небольшое зеркальце и посмотрел в него на собаку. Она бежала, мелко перебирая лапами и подняв голову, а глаза у неё были голубыми.

Как только собака заметила, что я обманул её, она заплакала, перешла на шаг и стала постепенно отставать. Долго ещё, путаясь в чужих ногах, она шла за мной, а потом от неё остались только глаза, которые напоминали о себе всякий раз, когда я оглядывался.

ЧЕМОДАН

В чемодане пусто. Его стенки отделаны серой шёлковой тканью, никаких других достопримечательностей внутри нет.

Я догадываюсь, что чемодан заперт на замок, а вдобавок обтянут тугим кожаным ремнём. Но это только догадки. Никогда я не был снаружи чемодана, вечно околачивался внутри. Вечно.

Можно снять его внутренние размеры, описать серые стены, посетовать на темноту или порадоваться простору. Но никогда, никогда я не выйду наружу и не посмотрю беспристрастным взором на этот не кожаный даже, а простой, клеёнчатый чемодан, обшитый для красоты клетчатой тканью. Никогда не увижу я человека, который везёт его на тележке, прикрикивая: «Поберегись!»

Можно обманывать себя, уверяя, что знаешь лицо этого человека и окружающую его обстановку. Можно надеяться на свою фантазию, обозревая серые стены, но зря.